Туркменских студентов, обучавшихся в Санкт-Петербурге, по возвращении домой ложно обвинили в «экстремизме» и приговорили к 15 годам лишения свободы. Публикация подготовлена на основе судебных документов, которые крайне редко удается получить из Туркменистана, если речь идет о политических обвинениях.
Уже почти два десятилетия Туркменистан остается одним из наиболее репрессивных государств мира. В туркменских тюрьмах содержатся сотни политических заключенных, многих из которых власти преследуют по религиозным мотивам. Из-за закрытости страны информацию о каждом таком узнике приходится собирать буквально по крупицам.
Среди тех, кто стал жертвами политически мотивированных обвинений, – двое туркменских студентов из России Какаджан Халбаев и Кемал Сапаров. По рассказам их знакомых в Санкт-Петербурге, они были арестованы вскоре после возвращения на родину в конце 2017 года и приговорены к 15 годам лишения свободы.
Первое упоминание об этом деле появилось в прошлом году в одной из публикаций международной кампании «Покажите их живыми». Однако детали истории до последнего времени оставались неизвестными.
Недавно Правозащитный Центр «Мемориал» смог получить документы, связанные с делом студентов, а также поговорить с матерью Какаджана, присутствовавшей на судебном процессе. На наш взгляд даже официальные материалы свидетельствуют о явной необоснованности и несправедливости вынесенного приговора.
Дело Халбаева и Сапарова важно и в другом отношении – оно наглядно демонстрирует действующие псевдоправовые механизмы преследования мусульман в Туркменистане, сопровождающиеся явным нарушением норм международного права. Есть основания полагать, что по такой же схеме в Туркменистане за последние годы были брошены в тюрьмы сотни невинных граждан. При этом тексты судебных решений, связанных с политическими обвинениями, лишь в исключительных случаях оказываются доступными не только для международных организаций или СМИ, но даже для самих осужденных и их родственников.
Как раскручивалось дело?
Какаджан Халбаев родился в 1995 году в этрапе Гёроглы Дашогузского велаята (на севере Туркменистана). По словам Гулшат Оразмедовой (матери Какаджана), семья была религиозной. После окончания школы осенью 2013 году ее сын уехал в Россию, поступил в Ивангородский гуманитарно-технический институт (Ленинградская обл.), где обучался до 2017 года. В период учебы неоднократно приезжал домой на каникулы, при этом каких-то проблем с правоохранительными органами Туркменистана у него не было.
В ноябре 2017 года Какаджан вернулся домой.
6 декабря 2017 г. в аэропорту «Пулково» был задержан его знакомый — гражданин Туркменистана Ахмет Джумадурдыев, обучавшийся с 2013 года в том же институте. Как выяснилось, Джумадурдыев был объявлен в розыск в Туркменистане по делу о незарегистрированной религиозной группе, лидером которой был его старший брат Арслан. В 2017 году Арслана приговорили к 25 годам лишения свободы, а Джумадурдыев спустя год был освобожден из СИЗО российскими властями.
Вскоре после задержания в России Джумадурдыева спецслужбы Туркменистана начали опрос его знакомых по Санкт-Петербургу.
В январе 2018 года Какаджана Халбаева пригласили в отдел народного образования велаята в Дашогузе, где с ним больше трех часов беседовали сотрудники Министерства национальной безопасности (МНБ). Спрашивал: знает ли он Джумадурдыева? с кем еще из туркмен знаком в Санкт-Петербурге? читает ли намаз? Матери Какаджана сказали, что ей не надо беспокоиться за сына, «мы с ним просто поговорим по-мужски».
25 января Кемал Сапаров — туркменский студент, также вернувшийся из Санкт-Петербурга примерно в конце 2017 года, был задержан в Ашхабаде по сфабрикованному обвинению в мелком хулиганстве. Затем уже 10 февраля спецслужбы оформили его задержание как подозреваемого по уголовному делу, а 13 февраля ему было предъявлено обвинение в антигосударственной деятельности.
Аналогичная схема была использована в отношении Какаджана Халбаева. Если верить официальной версии, Какаджан Халбаев был задержан полицией 15 февраля 2018 года в Ашхабаде, где он якобы находился по неизвестным причинам. На самом деле все происходило по другому.
«Позвонил участковый, попросил: пусть сын придет в РОВД, поговорим с ним и отпустим, — вспоминает Гулшат. – Какаджан сам пошел в полицию. Позже позвонил: «Мама, меня отпускают». После этого его телефон отключился. С тех пор до суда я его не видела. Потом снова участковый звонил, говорит: «Сейчас мы придем и заберем вещи Какаджана». Мы им отдали все без протокола. Коран, флэшку, телефон, процессор нашего домашнего компьютера, планшет и рюкзак».
Согласно официальным ответам, полученным Гулшат, 6 февраля 2018 года ее сын был задержан полицией этрапа (района) и осужден на 7 суток административного ареста за мелкое хулиганство по ст.345 КоАП Туркменистана. Якобы у него был конфликт с кем-то из односельчан. Но какое отношение к «мелкому хулиганству» могла иметь изъятая в тот же день без протокола электроника?
«Держали его в ИВС районного отдела полиции. Почти каждый я приносила продукты, но видеться нам не разрешали. Потом сказали прийти вечером седьмого дня. Я пришла, думала, встречу сына. А ко мне вышел сотрудник и говорит, что Какаджана забрали в Ашхабад. Куда, зачем – не сказал. Я написала в несколько инстанций, ответов не было. Пошла на прием к прокурору области, спрашиваю: «Сына убили или что?» Он позвонил куда-то, потом говорит: «Ваш сын числится за Копетдагским РОВД Ашхабада». Я поехала в Ашхабад. Следователь сказал, что сына арестовали, так как в его компьютере нашли мусульманскую проповедь. Нашла адвоката, про которого слышала хорошие отзывы…».
Мифический заговор в Санкт-Петербурге
Как следует из судебных решений, Какаджан Халбаев и Кемал Сапаров были обвинены в заговоре с целью насильственного свержения конституционного строя (ст.174 ч.1 УК), призывах к насильственному изменению конституционного строя, совершенных организованной группой или с использованием СМИ (ст.175 ч.2 УК), возбуждении религиозной вражды, совершенном организованной группой (ст.177 ч.3 УК), организации и участии в преступном сообществе (ст.275 ч.1,2 УК).
По некоторым данным, первоначально в деле фигурировали и более тяжкие обвинения, предусматривающие до 25 лет лишения свободы. Но в итоге это обвинение решили не предъявлять, и студентов осудили на 15 лет.
Что же стоит за громкими формулировками обвинений в деле студентов?
По версии следствия, все «преступные действия» были совершены ими на территории Санкт-Петербурга. 12 граждан Туркменистана, находившиеся в «северной столице» России в 2015–2016 гг., якобы стали членами религиозных сообществ «Вахаби», «Салафи», «Братья-мусульмане» и «Хизб ут-Тахрир»; встречались в кафе и мечети, обсуждая вопросы религии; совместно с неустановленными следствием гражданами России создали организованную преступную группу; призывали к захвату власти в Туркменистане; разжигали рознь; использовали интернет для своей деятельности; через СМИ регулярно призывали к созданию исламского государства в Туркменистане и т.п.
Однако за всем этим набором грозных юридических оценок практически отсутствуют какие-либо достоверные фактические данные.
В апелляционной жалобе, подготовленной адвокатом Агамыратом Хужагуллыевым, перечисляется 20 элементов или признаков преступной деятельности, инкриминированной Халбаеву, ни один из которых не был подкреплен доказательствами.
Как выяснилось, вопреки формулировкам обвинения в деле вообще нет данных, свидетельствующих об участии подсудимых в каких-либо из перечисленных в приговоре религиозных течениях, причастности к призывам или религиозным проповедям, конспирации, разжигании розни, распространении информации через СМИ или интернет и т.п. Нет данных о «преступном сообществе» или «организованной группе» с указанием их признаков, описанием деятельности и роли отдельных членов. Относительно общения туркменских студентов в кафе и мечети в Санкт-Петерберге в следственных материалах не указано, какие вопросы обсуждались, кто и что говорил на этих встречах.
Единственное, что было установлено в ходе следствия, что Халбаева и Сапаров встречались и общались с земляками на религиозные и другие темы, а также, вероятно, привезли с собой в Туркменистан скачанные в России аудиофайлы на туркменском языке с лекциями Ровшена Газакова.
Лекции Газакова об исламе, размещенные в интернете в период его учебы в каирском университете «Аль-Азхар» в 2012–2013 гг., до сих пор популярны среди туркменской молодежи. В соцсетях доступны для скачивания более 300 аудиозаписей «Ровшен ага», многие из которых представляют собой комментарии к отдельным сурам Корана или разъяснение отдельных тем. Их хранение стало активно преследоваться в Туркменистане после того, как российское ТВ сообщило о задержании Газакова в Сирии в июне 2013 года. С самим Газаковым арестованные студенты знакомы не были.
По словам Гулшат Оразмедовой, у ее сына, как сказал следователь, были обнаружены два аудиофайла Газакова, у второго студента – большее число. Точная информация об обнаруженных файлах и их содержании в судебных документах отсутствует.
Сам суд походил на фарс в духе 1937 года. Гулшат смогла попасть на процесс и хорошо помнит все происходившее:
«Разбирательство шло не больше двух-трех часов. Я была единственным зрителем. В основном зачитывали бумаги. Не было ни одного свидетеля. В приговоре упоминаются два имени каких-то свидетелей, но сын их не знает, в суде их не допрашивали, о чем их показания – не понятно. Какаджан сказал, что только стремился быть мусульманином, других целей у него не было. Кемал плакал, говорил, что когда-то хотел работать в прокуратуре».
Насчет файлов, обнаруженных по версии следствия в изъятой без понятых и протокола технике, Халбаев заявил: «Может быть файлы и мои, но я их не распространял и даже не открывал». Суд почему-то оценил это высказывание как «частичное признание вины». Сами файлы в ходе процесса не изучались.
В деле фигурирует также гуманитарная экспертиза, согласно которой различные религиозные течения, перечисленные в обвинительных материалах, в Туркменистане не зарегистрированы и обвиняемые «попали под их влияние» и незаконно распространяли соответствующие материалы, но на основе чего был сделан такой вывод – не ясно.
Все это стало основой для вынесения обвинительного приговора. 27 апреля 2018 года Ашхабадский городской суд приговорил бывших студентов к 15 годам лишения свободы в колонии строгого режима. 23 мая 2018 года Верховный суд Туркменистана, рассмотрев жалобу адвоката Какаджана Халбаева, оставил приговор без изменений. Второй осужденный приговор не оспаривал, вероятно, предполагая бессмысленность таких попыток в условиях тоталитарного режима.
По словам Гулшат, из изъятого у них дома в феврале 2018 года власти вернули только Коран и мелкие предметы. Планшет и процессор домашнего компьютера согласно решению суда были признаны орудиями преступления и конфискованы. «В нашем домашнем компьютере не могло быть никаких запрещенных файлов», — считает Гулшат.
В приговоре есть и серьезные фактические ошибки – в датах, названиях учебных заведений, где обучались осужденные, и др. Но в правовой системе Туркменистана такие «мелочи» никого не интересуют.
После суда
Через пять дней после решения суда первой инстанции родственникам Какакджана Халбаева впервые удалось получить свидание. В то время он содержался в СИЗО в поселке Яшлык под Ашхабадом.
«Сын сказал, что его не били, — вспоминает Гулшат. – Не знаю, так ли это, или он просто хотел нас успокоить. Еще сказал: «Повезло, что нам дали 15. Мы ждали, что будет 25».
В начале июня 2018 года бывших студентов этапировали в колонию в Байрам-Али. День рождения 10 июня Какаджан провел в карантине этой колонии. Обычно карантин продолжается 10 дней, но для мусульман продлевают еще на 10–15 дней. За это время многим верующим оформляют нарушение режима и через суд отправляют в Овадан-депе. Но студентам снова повезло, их оставили в колонии.
Летом 2018 года под воздействием международной критики власти Туркменистана смягчили ограничения на свидания и передачи для религиозных заключенных. До начала карантина в связи с угрозой пандемии короновируса свидания давали раз в 36 дней, последнее из них было в апреле 2020 года. В ходе свидания разговор с родственниками возможно только через телефонную трубку, когда осужденный отделен от посетителей стеклом. Продолжительность разговора зависит от «благосклонности» контролирующего разговор сотрудника – иногда общение продолжается более 2 часов. Передачи верующим теперь тоже не ограничивают.
Из отрывочных сведений родственники смогли понять, что заключенным разрешается молиться, доступен Коран. Однако мусульман содержат отдельно от других осужденных. В Байрам-Али отбывают наказание многие из тех, кто обучался религии за границей, после возвращения их нередко осуждали по сфабрикованным уголовным делам. Также время от времени в колонию этапируют узников Овадан-депе. Последние выглядят совершенно изможденными, некоторые избиты, часто лишь с трудом могут стоять на ногах. Одного из таких узников даже родители не узнали на свидании.
Родственники Какаджана Халбаева по-прежнему пытаются добиться пересмотра явно необоснованного приговора. В 2019–2020 гг. они направили новые жалобы в Генеральную прокуратуру и Верховный суд Туркменистана, позитивных ответов пока нет.
Судя по косвенным признакам, власти Туркменистана понимают, что студентов объявили преступниками без серьезных оснований. Согласно приговору, 2 апреля 2018 года следствие начало розыск по тому же делу еще 10 граждан Туркменистана, обучавшихся или работавших в Санкт-Петербурге. Однако, как удалось уточнить ПЦ «Мемориал», когда некоторые из них в 2018–2019 годах вернулись в Туркменистан, их, хотя и допросили, но не стали привлекать к уголовной ответственности. Однако приговор по делу Халбаева и Сапарова пока не пересмотрен, розыск остальных – не прекращен. Другие туркмены из «северной столицы» России по-прежнему опасаются возвращаться на родину, где их могут ждать пытки и арест по сфабрикованным политическим обвинениям.
По словам представителя туркменской диаспоры в Санкт-Петербурге, 12 подозреваемых по «делу о заговоре» в действительности не были какой-то сплоченной группой, не принадлежали к какому-то религиозному течению, не все из них даже были знакомы друг с другом.
«Никаких незаконных действий мы не совершали. Но в Туркменистан верующих преследуют, о чем мы знаем на примере родственников и знакомых. Единственное наше желание, чтобы туркменские власти оставили нас в покое», — сказал один из них.